Инфекционист Алексей Аруев: «Вакцина спасает ребёнку жизнь»

На самые главные вопросы о COVID-19 и других смертельно опасных заболеваниях «Региону 29» ответил заведующий инфекционным отделением Архангельской областной детской клинической больницы Алексей Аруев.

— Алексей Борисович, сегодня в вашем отделении первый и второй этажи отданы детям, болеющим COVID-19. Третий этаж — для пациентов с другими инфекционными заболеваниями. Хватает ли мест?

— Проект больницы старый. Она строилась в конце 60-х годов, так что говорить приходится только о минимальном уровне удобств. Кроме того, количество больных, лежащих в инфекционном отделении, очень сильно зависит от времени года и колеблется от 35 до 78 при 65 койках. Во втором случае, конечно, становится тесно и не очень комфортно. Но бывали времена, когда пациенты лежали и в коридорах. Сейчас такого нет, и мамам, которые хотят быть вместе с ребёнком, мы можем предоставить отдельную кровать.

— Сейчас начало зимы. С какими сезонными инфекционными заболеваниями чаще всего имеют дело ваши врачи?

— Сейчас больше ребяток с осложненными формами респираторных инфекций: пневмониями, тяжёлыми бронхитами. Меньше детей с ротавирусными инфекциями, с менингитами, гепатитами.

— Как дети переносят COVID-19? Надолго ли попадают в больницу?

— Дети болеют по-разному. У нас были тяжёлые пневмонии, сепсисы на фоне коронавирусной инфекции, но мы обошлись без ИВЛ. Несмотря на то, что в стране уже есть летальность, у нас смертельных случаев не было. С лёгкими формами справляемся за 10 — 12 дней, но есть случаи, когда лечение заняло более двух месяцев.

— COVID-19 с нами теперь навсегда?

— Коронавирусная инфекция останется, но со временем вирус облегчит свое течение. Вам знакомо страшное слово «испанка»? Пугает?

— Да, конечно!

— От нее умирали десятки миллионов людей. А слово «сезонный грипп» тоже пугает?

— Не очень.

— А это один и тот же вирус. Только он за сто лет снизил свои патогенные свойства. Хотя надо понимать, что и от гриппа летальность 1–1,5%, а им болеют больше, чем COVID-19. По данным ВОЗ в мире от кишечных инфекций умирают ежегодно пять — шесть миллионов человек в год, а это больше, чем от COVID-19. Об этом тоже нужно помнить, как и о летальности нековидных пневмоний и других заболеваний.

— Родители и раньше нервничали, когда ребёнок заболевал, а сейчас только затемпературил, закашлял, всё — паника! У нас ковид! Какие симптомы действительно должны насторожить?

— Формально подозрительным на коронавирусную инфекцию считается любой пациент с температурой выше 37,5, кашлем, одышкой, болью в груди или затруднением дыхания. По федеральным рекомендациям этот пациент считается подозрительным, и он может быть обследован на коронавирусную инфекцию. Другое дело, что у детей всё-таки чаще, чем у взрослых COVID-19 протекает бессимптомно. Но родителей должна встревожить стойкая лихорадка. На первом году жизни, если температура выше 38,5 градусов, и она не снижается нурофеном и парацетамолом, ребёнок должен быть осмотрен врачом и при необходимости направлен в стационар. Если у ребёнка появилась одышка, если он отказался от еды, если стал вялым, перестал играть, не интересуется своим обычным окружением, а старается полежать — это для детей нетипично. При таком комплексе симптомов нужно встревожиться и осмотреть ребёнка в больнице, измерить ему сатурацию, проверить, есть ли у него гипоксия или нет, есть ли воспалительные изменения в анализах крови, которые требуют лечения антибиотиком.

Количество больных, лежащих в инфекционном отделении, очень сильно зависит от времени года и колеблется от 35 до 78 при 65 койках. Фото «Правды Севера».

— В России зарегистрировали вакцину для детей «Спутник М». Как вы относитесь к тому, чтобы прививать детей?

— Я отношусь к тем врачам, которые понимают, что вакцина спасает ребёнку жизнь. Меня удивляет позиция некоторых коллег, которые отрицают необходимость вакцинации. Просто они не видели, как дети задыхаются от дифтерии. А мне приходилось лечить детей с коклюшем, которые выдавали по семь–восемь остановок дыхания. Многие не видели кори. Многие не видели параличей после перенесённого полиомиелита, и кто-то верит, что этот паралич можно вылечить. Это отношение к прививкам, как к игрушке. Просто мы стали хорошо жить в последние годы. Наше инфекционное отделение открылось в 1972 году. Я изучал старые годовые отчёты, которые писали тогда заведующие. В корпусе было три этажа. Так вот на этаже умирало до сорока детей в год! Это только на одном этаже! И это благословенные 70-е годы, расцвет социализма. В 80-х годах, когда я пришел работать в больницу, умирало около 20 детей в год. Сейчас смерть пациента у нас — это крайняя редкость и ЧП! Благодаря прививкам дети перестали умирать от этих страшных инфекций. Многие думают: «А зачем я буду прививать своего? Другие привьются и защитят моего ребёнка». Это заблуждение. Сейчас мы очень много говорим о ковиде, забывая о других страшных инфекциях. А в той же Европе ежегодно регистрируется от 20 до 30 тысяч случаев кори! И она с нова появилась в России, и уже есть летальные случаи. Для меня это дико — смерть ребёнка от кори. Но ведь и от неё прививаться тоже не хотят, у нас же как бы её нет.

— Почему тогда среди врачей раскол? Ведь это грамотные люди, профессионалы?

— Медицина — это огромная отрасль. Вам же не придёт в голову обсуждать с инженером-электриком фундамент многоэтажного здания? Считается, что врач должен знать всё. Я проработал более 40 лет в педиатрии, но не могу сказать, что одинаково хорошо знаю все её области, и за какие-то диагнозы я просто не возьмусь.

Когда врач, не являющийся специалистом ни в инфекционных болезнях, ни в иммунологии, начинает транслировать чьи-то мысли и — самое страшное — передавать их своим пациентам — это некомпетентность. К сожалению, для многих медицина в последние годы превратилась в способ зарабатывания денег. Эти «специалисты» не заинтересованы в проведении профилактики инфекционных заболеваний.

Противников вакцинации я бы отправил поработать в «красную зону», чтобы они все это увидели и, возможно, кого-то из пациентов похоронили. И поняли страшное ощущение беспомощности, когда пациент погибает. Я переживал это не раз, и не два. Это страшно для врача — похоронить своего пациента.

— Изменился ли за последние годы уровень доверия людей к отечественной медицине и врачам?

— Уровень доверия очень упал. Произошёл сдвиг в сознании людей. Сейчас идут не за медицинской помощью, а за медицинской услугой. Когда ты обращаешься за помощью, то испытываешь благодарность, а услуга есть услуга. Большинство не слышали фразы: «Лечащего врача нужно, как секретаря обкома партии, знать по имени-отчеству», потому что в советские времена секретарь обкома партии был как бог, царь и отец. У него было гораздо больше полномочий, чем сейчас у губернатора региона. Так и лечащего врача знали. А сейчас спросите пациента, как зовут его врача? Ответят: «молодая девушка» или «пожилой мужчина».

В то же время сейчас у врача столько бумажной работы, что ему некогда общаться с пациентом, не налажен контакт, поэтому нет доверия. Сопереживания стало меньше, и пациент это тоже чувствует. Потому люди и бросаются в интернет с вопросами, кто как лечился, советуются с фармацевтами в аптеке.